Третье восстание звиадистов, не подавленное до конца, в августе 1992 года стало вновь набирать обороты. 10 августа мингрелы окружили и взяли в плен под Чхороцку отряд грузинской полиции. На следующий день отряд из 50 звиадистов захватил в доме Михаила Кобалия, на переговорах по освобождению Кавсадзе, министра внутренних дел Грузии Романа Гвенцадзе, государственного советника по вопросам национальной безопасности Саларидзе и еще 10 крупных полицейских чиновников. Поздно вечером группа звиадистов пыталась перейти в Абхазию через Ингури, но абхазский пост не пропустил их. Зато в Мингрелии районы Цаленджихи, Сенаки и Зугдиди снова оказались под контролем звиадистов-партизан; остальные города, как уже повелось, готовы были признать их власть в любой момент.
К этому времени грузинское военное командование уже негласно разработало так называемую операцию «Меч» – план внезапного вторжения в Абхазию и ее оккупации. Этот план предусматривал движение ночью по железной дороге поезда с вооруженными госсоветовцами и высадку десантов на каждой станции: таким образом, наутро все ключевые пункты оказались бы под контролем грузин.[1] Однако грузинам спутал карты новый всплеск активности звиадистов, особенно устроенный последними взрыв железнодорожного моста через Ингури, так что он на время вышел из строя. Поэтому Госсовет принял на вооружение новый план похода – по автомобильной дороге и по морю. При этом грузинам удалось искусной пропагандой завуалировать свои намерения: все военные приготовления подавались как подготовка к действиям против мингрелов.
Днем 12 августа отряд в 3 тысячи гвардейцев отправился в Мингрелию и вошел в Сенаки. Из Зугдиди звиадисты отступили сами, город в очередной раз заняли грузины. Далее заместитель министра внутренних дел Давид Зеикидзе выдвинул ультиматум: если в четверг (т.е. 13 августа) до 12 часов дня звиадисты не освободят всех заложников, «силы правопорядка» – 25 тысяч человек – придут на территорию Мингрелии и «войдут в каждый дом, двор, семью, чтобы найти заложников». Срок ультиматума истек, но заложники отпущены не были. Шеварднадзе назвал амнистию ошибкой, а Госсовет начал готовить к походу большую армию. На ее проводах в Тбилиси Шеварднадзе произнес торжественную речь и благословил гвардейцев на успешные действия. Абхазы слегка встревожились, и Ардзинба 13 августа связался по телефону с Шеварднадзе, который, однако, заверил его, что ввода войск в Абхазию не будет. Абхазы даже сняли свои посты с Ингури, так как Шеварднадзе просил принять меры по недопущению провокаций.
Позднее, оправдывая свои действия, грузины прежде всего доказывали необходимость навести порядок на железных дорогах – они подразумевали взрывы и ограбления в Мингрелии, а посторонние плохо разбирались, где же в действительности звиадисты устраивали взрывы. Грузины особо настаивали, что обязаны освободить заложников, поскольку они находятся в Абхазии, в Гальском районе (хотя удерживали их не абхазы, а звиадисты). Также утверждалось, что командовавший походом Тенгиз Китовани по своей неуправляемости специально нарушил приказ и напал на Абхазию, чтобы скомпрометировать Шеварднадзе и развязать войну; однако мы уже говорили, почему абхазская война была выгодна Госсовету вообще и Шеварднадзе в частности. В Тбилиси твердили о желании защитить грузинское население Абхазии, но ввод грузинских войск был наихудшим способом для достижения этой цели. Несомненно, что в августе 1992 года, спустя восемь месяцев после распада СССР, Абхазия все еще жила спокойной «советской» жизнью, и что армия Госсовета, вступив в Абхазию, дала толчок цепной реакции мести.